Чем больше времени я проводила в Саламанке, тем больше она поражала меня своей многогранностью. За готическими и барочными фасадами скрывалась никогда не умолкающая жизнь. Стоило отвести взгляд от помпезной архитектуры, как внимание приковывали прекрасные граффити: не простенькие теги, а настоящие картины. Здесь древнее в невероятной гармонии уживалось с современным. Именно в Саламанке я впервые узнала о таком направлении, как микротеатр.
Микротеатр «Ла Малаблада» расположился на углу улицы рядом с церковью Клересия. Занимающий три этажа, он вместил в себя также небольшую картинную галерею местных художников и кафе с уютной террасой, где можно было перехватить бокал сангрии до начала представления. Микротеатр – это спектакли по пятнадцать минут, входной билет стоил всего три евро. Я сидела за барной стойкой в ожидании, когда прозвенел звонок, и улыбающаяся девушка повела меня и еще троих ребят в зрительный зал – маленькую тесную комнатушку не больше десяти квадратных метров, где не было и намека на стулья. Мы стояли в молчаливом недоумении, когда в душный полумрак неожиданно ворвался актер в лохмотьях. Первые пять минут я сжимала недопитый бокал и задавалась вопросом, что вообще происходит? Я испытывала необычные, странные ощущения от того, что неизвестный человек обращался ко мне, рассказывал о своей трагедии, о безумной любви к Кармен, валялся у меня в ногах, тянул ко мне свои руки, выпивал вместе со мной, но в то же время я понимала, что как бы правдоподобно ни звучал жалостливый монолог, – это был спектакль. Судя по тому, как другие трое зрителей вцепились в свои бокалы и вжались в стену, они разделяли мои впечатления. Все это было похоже на шоковое состояние, происходящее показалось каким-то сумасшествием. Но когда я вышла из театра и несколько осмыслила увиденное, я поняла, что мне понравилось. Понравилось именно тем, что черта между игрой и правдой была стерта.
Улица хлеба и угля. «И сыра» — нравилось прибавлять мне
Когда я вернулась в привычный мир, то, наконец, решила отправиться в один из баров, что посоветовала мне Мабель. Я забрела в какой-то тесный переулок, увидела нужную вывеску, обрадовавшись, ускорила шаг и, достигнув цели, произнесла свое привычное: «Мэ густариа комер». Полученный ответ не совпал с ожидаемым: мне сказали, что поесть тут нельзя. Я покосилась на барную стойку, на столики и стулья:
— То есть как это нельзя?
— Тебе в бар напротив.
Мне показалось странным – отправлять посетителей к конкурентам, но я была так голодна, что без лишних вопросов перешла улицу в указанном направлении.
Я заглянула в соседнее заведение, страдающее отсутствием посетителей, где встретила долговязого бармена.
— Здесь можно поесть? – спросила я, заглядывая на барную стойку, такую же пустую, как и весь бар, без привычного разнообразия пинчос.
— Да, конечно, — резко остановился парень и, не предлагая присесть, продолжил – А что бы ты хотела поесть?
— Пинчос. У вас есть пинчос?
— Пинчос? Есть, — несколько неуверенно ответил он, и мы отправились к барной стойке.
Парень, явно нервничая, налил мне бокал вина и побежал на кухню, на ходу зовя косинеро – повара. Очень скоро он вернулся обратно с корзинкой белого хлеба и тарелкой с куском тортильи.
— Немного этого, — пробормотал он, водрузив передо мной блюда, и убежал обратно.
«Немного этого? То есть будет немного чего-нибудь еще?» — про себя удивилась я.
Мои догадки оправдались, когда бармен вернулся с тарелкой паэльи, а следом за ним вышла харизматичная девушка – та самая косинеро, с еще одним блюдом. «Португальская закуска», — подмигнула она, пополнив стройный ряд моих пинчос. А я-то думала ограничиться хлебом с хамоном. Португальская закуска оказалась смесью вареного яйца, картофеля, чеснока, трески и жирных маслин, щедро приправленных оливковым маслом.
Косинеро уселась рядом со мной за стойку, бармен стал перебирать бутылки.
— Кто-то из вас из Португалии? — поинтересовалась я.
Девушка подняла руку.
— О, она отменный повар, — с гордостью вставил бармен — Заходи как-нибудь попробовать ее фирменные бутерброды, у нас есть один с секретным рецептом.
Оказалось, этот бар открылся совсем недавно, что объяснило некоторую спешку бармена и его нервное поведение. Я узнала также, что если бар без префикса кафе, как заведение, из которого меня отправили сюда, то еды в нем попросту нет – только алкоголь. «Наш бар для префиесты, а тот, что напротив, – для фиесты», — разъяснил бармен. Мне понравился этот уютный, забавный бар, это было, как поесть на кухне с друзьями. Отсутствие других посетителей и непринужденное общение с поваром и барменом создало приятную душевную атмосферу. Смешно, конечно, но за столь щедрое угощение я отдала всего каких-то два с половиной евро.
Вид, открывающийся с моего любимого места в Саламанке
Я провела в Саламанке достаточно времени, для того чтобы найти здесь «свое» место, такое, где можно было сидеть часами, забывая о ходе стрелок, куда было приятно возвращаться снова и снова. Я наткнулась на это место случайно, слоняясь по вечерним улицам города. Длинная лестница рядом с залом для конференций уходила в неизвестность, и я без определенной цели просто преодолевала ступеньку за ступенькой. Когда я достигла вершины, то увидела потрясающую панораму с Кафедральным собором, золотом сверкающим в лучах закатного солнца. С тех пор после всех своих поездок каждый вечер я стала возвращаться на это место. Я устраивалась с блокнотом и ручкой на широком бордюре, венчающем лестницу, и, болтая ногами в воздухе, рисовала открывающийся вид.
Найти вот такое, “свое” место — это, конечно, большая удача. Часто после я задавалась вопросом, связана ли моя любовь к Саламанке с тем, что мы с ней совпали в настроениях или я попросту привыкла? Но вот в Москве я, к примеру, бываю каждый день, а такого места нет. Есть несколько любимых, но они все равно не такие, где хотелось бы проводить все вечера напролет. Я знаю, что если я теперь вернусь к Саламанке, то уже как к старой знакомой. И, конечно, не трудно догадаться, где меня можно будет найти в мой первый вечер.