Предположим, ты никогда не был в Испании. А если был, то все равно представь обратное. Мы будем сидеть холодным, колким, зимним вечером, и ты спросишь: “Куда мне отправиться?” А я, не задумываясь, скажу: “в Валенсию”. Ты, конечно, не сможешь удержаться от своих бесконечных “почему”. Но давай просто поедем, и тогда ты поймешь, что именно здесь найдешь всю ту Испанию, о которой читал. Ты найдешь здесь даже море, если не захочешь видеть что-то кроме, но ты захочешь, и мы будем гулять до беспамятства и выдумывать, будто мы вечные.

Мы могли бы приехать утром, может быть, именно так и будет, но представь летний вечер, когда сумерки теплым синим цветом будут въедаться в огрубевшие камни. Это и есть лучшее время для Испании и для Валенсии в частности. Это время, когда на улицах застывает настоящее, и оживает история.

Я бы сказала, давай не будем думать и идти просто так, словно в каком-нибудь небытии, но я не удержусь, и мы отправимся на площадь Святой Девы, потому что для меня это самое красивое место во всей Валенсии. Присядем отдохнуть под апельсинами, нам некуда спешить, мы останемся здесь до рассвета.

И когда солнце снова появится вместе с неспешными дворниками и поливальными машинами, мы одни будем ловить первые лучи и считать себя самыми счастливыми, пока вереницы фотокамер не посягнут на наше уединение.

Мы сбежим в Святую Каталину и будем пить орчату — золото с ореховым привкусом. Я расскажу тебе легенду о бедной девушке, готовившей этот напиток из земляных плодов чуфа, о короле, случайно проезжавшем мимо и попробовавшем орчату и о том, как необычный вкус покорил его, как, впрочем, и нас: “Да, это золото, милая!” Ты не хуже меня знаешь, что “оро” переводится именно так, и без труда теперь поймешь, почему орчата.

Раз уж мы вспомнили о королевских сказках, нам ничто не помешает поиграть в аристократию и, оказавшись во дворце маркизов де Дос Агуас среди всех этих люстр, шелковых обивок, завитушек, утонченных скульптур и прочих прелестей рококо, мы случайно попадем на фортепианный концерт. Мы будем сидеть с идеально выточенными спинами, как и подобает, а мне не будет хватать разве что веера, и музыка в прекрасных залах давно ушедшей эпохи отмотает на несколько лет назад.

Когда мы вернемся обратно, я покажу тебе кусочек Мадрида на улице Сорольи, где здание Банка Валенсии так сильно напоминает мне о Метрополитене.

Мы можем поразмышлять о стилях. Я скажу тебе, что это какой-то испанский модерн, ты можешь оспорить боз-артом, но лучше сойтись на том, что вся Валенсия — это сплошная эклектика. Тебе придется согласиться, когда мы доберемся до сооружения Калатравы — и можешь не катить в Бильбао. Мы будем прыгать через временные границы туда и обратно: от Торрес-де-Куарт к круассанам в человеческий рост и прочим аэрозольным творениям нашей современности, пока пряные сумерки снова не захватят Валенсию в плен, а мы так и не успеем в ботанический сад, но все равно, ломая глаза, будем искать в пальмах щебечущих птиц.

Мы вернемся в наши апартаменты с узкими ставнями и противоположными окнами на расстоянии вытянутой руки, с потолочным вентилятором и бутылкой красного вина в холодильнике. С улицы будет врываться беззаботная пятничная жизнь, мы будем строить планы на завтра.

А потом, одним холодным, колким, зимним вечером в кто знает какой компании и, быть может, уже совсем не в моей, но тебя обязательно спросят: куда мне отправиться в Испании? И ты внезапно поймешь, что откуда-то всегда знал это слово, даже еще раньше. И ты произнесешь его: Валенсия.